Из окна моего номера ночью виден светящийся 50-метровый крест, символ христианства. Над ним сияет полумесяц, присущий многим исламским странам символ. Гостиница названа в честь финикийской царевны Европы. А все это — Нагорный Карабах, небольшое государство в горах, уходящее корнями в далекую древность, относящуюся к присутствию армян в Закавказье, откуда их вырвать безболезненно просто невозможно.
Из окна моего номера ночью виден светящийся 50-метровый крест, символ христианства. Над ним сияет полумесяц, присущий многим исламским странам символ. Гостиница названа в честь финикийской царевны Европы. А все это — Нагорный Карабах, небольшое государство в горах, уходящее корнями в далекую древность, относящуюся к присутствию армян в Закавказье, откуда их вырвать безболезненно просто невозможно.
В феврале этого года народ Народного Карабаха или Республики Арцах празднует 30-летие освободительного Карабахского движения. Армяне создали это государство. Они жили тут. Но в 1920-х годах после советизации Армении и Азербайджана решением большевистского Кавказского бюро было решено передать Нагорный Карабах в состав Азербайджанской ССР с предоставлением «широкой областной автономии». 13 февраля 1988 года в Степанакерте, столице автономии, состоялся массовый митинг, на котором прозвучало требование о воссоединении «Нагорно-Карабахской автономной области с Арменией». По сути это был вопрос жизни и смерти. Таким он особенно остро стал в 1991 году, когда автономия провозгласила свою государственность. Началась война. О ней мы еще вспомним с предводителем Арцахской епархии архиепископом Паргевом Мартиросяном во время поездки в горное село Вагуас Мардакертского района, которое отпраздновало в этом году 25-летие своего освобождения от азербайджанского агрессора.
Србазан Паргев
Утром, 12 февраля, я подхожу к епархиальному управлению в Степанакерте, где живет и работает србазан (в переводе на русский — владыка). Меня встречает архиепископ, 64-летний седовласый муж, которого одинаково хорошо можно представить как в священнических одеяниях, так и в доспехах крестоносцев на коне и с мечом в руке. Владыка садится за руль своего джипа, который довольно лихо водит — обычно занимающую шесть часов дорогу из Степанакерта в Ереван он проделывает за четыре часа. Вместе с ним на заднем сиденье — два диакона, Самвел Мкртчян и Грайр Акобян. Погода обещает быть прекрасной, и в самом деле в обед воздух прогревается до 15 градусов тепла, ярко светит солнце. Мы направляемся в село Вагуас, испытавшее страшные тяготы войны. Три раза оно переходило из рук в руки. В нем жило 800 человек, включая женщин, стариков и детей. Погибло 68 мужчин. Агрессор разрушил полностью все дома и церковь. В мирное время храм восстановили и установили хачкар, святой крест из камня. Мы едем освятить его и отслужить благодарственный молебен Богу за то, что Он благословил жителей Вагуаса отстоять свое село, свою веру, свой образ жизни.
По дороге србазан рассказывает мне, как во время боев отправлялся служить в старинный монастырь Гандзасар. Засевшие на высотках агрессоры стреляли в него из автоматов сверху, он отстреливался. «У меня единственного в Арцахе была «Нива» бордового цвета, приметная машина, — улыбаясь, говорит отец Паргев. — Все ее знали — и наши, и они. И как только противник видел авто, она становилась особой мишенью. Ну, ничего, слава Богу, выжили. Хотя попадали под бомбежки, обстрелы. И епархиальное управление взорвали, когда я был в здании. Это случилось под утро. Началась сильная бомбежка, ракет семьсот выпустили из Шуши по Степанакерту. Но выжил в очередной раз. Хорошо, что не лег спать, молился в соседней комнате. Я считал так: если я Богу угоден, если еще нужен для какой-то миссии, значит выживу. Если нет — воля Божья на то». Сейчас в республике тихо.
По пути в Вагуас нам попадается собака, стоящая прямо на середине дороги и отказывающая сдвинуться хоть на миллиметр. «Настоящий карабахский пес», — говорю я. «Ага», — совершенно серьезно кивает архиепископ. В Армении о карабахцах и их упрямстве ходят легенды. Вот одна из историй. Во время войны с азербайджанцами ереванец и степанакертец засели в засаду. Вдруг рядом с ними встал ишак и громким ревом приветствовал людей. Ереванец предложил убить животное, пока оно не выдало невольно их. Степанакертец возмутился: «Ты что! Я не могу стрелять в брата!». Ирония здесь в том, что ишака считают упертым созданием, у которого не бывает заднего хода. Не было заднего хода и у жителей Нагорного Карабаха. В начале боевых действий (длились с 1991 по 1994 год) они потеряли Шаумяновский и Мардакертский район, Геташенский подрайон, часть Гадрутского района. Очень много что потеряли, находились тогда в глухой обороне. Но потом им удалось оборонить и освободить свои земли. Как говорит србазан, тяжело было: «И священникам было тяжело. Приходилось и молиться, и быть солдатами, сидеть в окопах вместе с ополченцами, ободрять их, проповедовать им, быть рядом с ними и в горе, и в радости. Это было особое служение, но надо было нам быть со своими чадами. Где твои чада, там и ты должен быть, как пастырь, как духовный отец. Это нормально».
Война и священники
Он продолжает рассказывать о той поре. Из села Вагуас азербайджанцы били по Гандзасару, пытались разрушить монастырь. Они использовали пушки, танки, систему «Град», самолеты и вертолеты. «У них цель была — уничтожить наши святыни, — говорит отец Паргев. — Однажды во время литургии дважды снаряды пролетали между куполами. У меня было ощущение, что храм сейчас разлетится в щепки. И я тогда взмолился во время службы: «Господи, дай хоть литургию дослужить до конца, а там будь Твоя воля!». Слава Богу, выжили, все хорошо прошло. В войне наш диакон Рафик Хачатрян первым погиб, потом иподьякон Армен Осипян. Был отец Ваан, его убили на границе с Арменией. Водителя епархиального расстреляли на дороге, по которой мы сегодня с вами едем, возле села Кичан, он в засаду попал. Был ранен сторож нашего Гандзасарского монастыря. Когда самолеты бомбили села, волной из окна выкинуло отца Ованнеса Ованнисяна из села Ванк. Многие священники тогда получили боевые награды, потому что многие принимали участие в боевых действиях. Медали, ордена им давали. Как было? В одной руке крест, в другой пулемет. А что делать? Родное село надо защищать, а людей не было. У нас же тогда призыв в армию от 14 до 70 лет составлял, все на фронт. Людей не хватало».
У србазана Паргева армия забрала трех семинаристов. Потом они дослужились до высоких должностей. Уже после войны молодого священника направили военным капелланом в артиллерийский полк, которым командовал такой экс-семинарист. Он устроил дотошную проверку своему капеллану, экзаменуя на знание Евангелия и церковной службы и поправляя неверные ответы. Священник был поражен и вслух воскликнул: «Что это за место, куда я попал, если тут полковники лучше меня знают работу капеллана!». Вот такая эта республика. Тем временем мы подъезжаем к Вагуасу. Здесь уже собрались люди. Нас встречает отец Ованнес, высокий мужчина, который предлагает осмотреть созданный при храме музей. В нем вывешены фотографии погибших защитников села, их биографии. Я всматриваюсь и вижу 13-летнего мальчика. Он потерял жизнь в 1992 году, отражая натиск агрессора. Мы идем в церковь, заполненную в подавляющем большинстве мужчинами. Сегодня их день. Архиепископ и настоятель читают молитвы, диаконы поют. Я не понимаю армянский язык, но сейчас все ясно и без слов. После мы выходим во двор, где святой водой и вином отец Паргев и отец Ованнес окропляют хачкар. Его создал 17-летний юноша. Мы идем в клуб. Под печальные звуки дудука школьники зачитывают имена отдавших жизнь героев.
Разрушенные храмы
В Степанакерте продолжаем говорить о войне. Мне непонятно, почему агрессор с такой ненавистью разрушал храмы и монастыри? Даже нацисты во время Великой Отечественной войны старались без нужды не трогать церкви. А тут люди, которые все-таки много лет жили друг рядом с другом… «Они хотели уничтожить наше культурное наследие, — говорит србазан. — Как в Нахичевани, где убрали все, что было армянское, десять тысяч хачкаров, все монастыри. Пришлый народ пытался убрать культуру аборигенов, пытался доказать свою укорененность в истории, свои права навязать. Вот так они и взрывали наши храмы. В Гюлистане уничтожили наш храм, который мы недавно до того отреставрировали. Зарезали семерых стариков, которые были при нем, головы кинули на алтарь. Ну что делать… Варвары. А мы никогда не трогали их мечети. Наоборот, их охраняем, это часть нашей культуры. Ну и что, что там одна мечеть персидская, а другая азербайджанская? Нормально, тоже наша история».
Я спрашиваю, как в таком случае и насколько искренне во время службы и келейной молитвы архиепископ молится за врагов, что предписывает нам, христианам, Господь. И отец Паргев мгновенно отвечает: «Каждый день молюсь. Мне не сложно их простить. Народ не виноват. Дело не в народе, все народы нормальные и добрые. Виновато высшее руководство той или иной страны, политиканы. А народ что? Ни один народ не хочет воевать, все хотят воспитывать детей, дать им образование, выдать замуж или женить, воспитывать внуков. Все народы так думают, никому не нужна эта война. Но есть политики, у которых экстремальные пожелания возникают. Я считаю, что надо отделять религию от политики. Это опасно. Не дай Бог, если начнется какая-нибудь религиозная война — она будет иметь самые страшные последствия. Надо остерегаться этого, быть очень осторожным. Надеюсь, что голос разума возобладает».
Впрочем, карабахская Церковь не всегда была далека от политики. Много веков она существовала как Агванский католикосат, самый богатый из всех армянских католикосатов и патриархатов. В 1701 году в притворе Гандзасарского монастыря под предводительством агванского католикоса Есаи Гасан-Джалаляна состоялся тайный собор, где собрались епископы, архимандриты и карабахские мелики. На нем было принято решение об отправке делегации ко двору Петра Великого с просьбой прийти и освободить Восточную Армению или Арцах от персидского ига и присоединить к христианской Российской империи. Так и началось освободительное движение, которое тянется по сей день уже более трехсот лет. Как говорит отец Паргев, итогом его стало то, что Арцах восстановил свою государственность, провозгласил независимую республику, создал все, что должно иметь мало-мальски приличное государство — есть президент, им сегодня является Бако Саакян, парламент, правительство, гимн, герб и армия.
Карабах строит демократическое государство, хотя вопрос окончательно де-юре еще не решен. Но де-факто все есть и все работает. Сегодня в республике Церковь играет важную роль. Епархия хорошо ладит с руководителями Арцаха, некоторые государственные деятели являются членами епархиального совета. Знают нужды и проблемы Церкви. «Мы взаимно помогаем друг другу, у нас одна миссия, одно будущее и мы один народ, — констатирует србазан. — Наша самая первая и главная задача — это проповедовать Евангелие, Слово Божие, наставлять на путь спасения. Но у нас много еще социальных задач. Надо помогать людям в социальной сфере. Надо работать с армией. Надо заходить к больным. У нас есть сироты, которых мы опекаем. Надо посещать тюрьму, тех, кто споткнулся в жизни. Иногда приходится священникам — и мне в том числе, конечно — находить спонсоров для той или иной благотворительной миссии. Подходить к людям, которые могли бы инвестировать в инфраструктуру, экономику республики. Мы пытаемся помочь своей родине, своей государственности. Я думаю, что это тоже входит в наши обязанности».
История в 2000 лет
Утром 13 февраля мы идем на митинг в центре Степанакерта, где собрался весь город, чтобы вспомнить историю Карабахского движения. Рядом с президентом стоит архиепископ. Симфония, однако! Но нам пора возвращаться домой. По пути мы делаем остановку в монастыре Дадиванк, где я встречаю вчерашнего знакомого, отца Ованнеса. С 2015 года он является настоятелем этой древнейшей (основанной в IX веке) христианской святыни. Священник показывает мне на часовню, воздвигнутую рядом на горе. «Отсюда открывался отличный вид на все окрестности», — говорит он. Я уточняя: «Для монахов или воинов?». Отец Ованнес молча улыбается. Все ясно. В монастыре хранятся мощи священномученика Дади, замученного язычниками в I веке. Дади был учеником апостола Фаддея. С этого священномученника можно отсчитывать историю христианства в Карабахе.
В советское время Дадиванк был опустошен. Его отдали в распоряжении курду-пастуху, который в главной церкви жег костры, спасаясь от холода, сажа покрывала стены и купол. Но нет худа без добра. Благодаря этому удалось замаскировать от возможного вандализма редчайшие фрески, которые удалось при помощи итальянцев очистить в 2015 году. И тогда был открыт Господь Иисус, который передает Евангелие Николаю Чудотворцу. Здесь же можно увидеть Богоматерь и архангела Михаила, а также первомученика, архидиакона Стефана, которого забили камнями. Прости им, Господи, ибо не ведали, что творили… Отец Ованнес планирует полностью восстановить комплекс к 2020 году. Пока мы с ним идем по монастырю, к нему подбегают дети, просят благословить их прыганье через костер и предлагают самому священнику принять участие в этом народном ритуале. Настоятель соглашается прочитать молитву, но от прыганья отказывается. Нельзя. Нам же пора. Зимой в горах бывают метели. Мы оставляем Нагорный Карабах и желаем ему мирного неба до скончания веков.
(Благодарим за организацию поездки НПО Арцах по укреплению потенциала)
Москва — Ереван — Степанакерт — Вагуас — Дадиванк
